Есть ли шанс у русского виноделия?

Как в России возрождается виноделие? Все ли виноградники вырубил Горбачев? Откуда такие цены? С этими вопросами мы пришли к директору развития продаж вина, крепкого алкоголя и спецпроектов «Южной винной компании» Вячеславу Меркулову. Он нас ждал

«Ретейлеры не думают о потребителе. Они думают о том, как на вине больше заработать»

Есть распространенное мнение, что российское вино — плохое. Почему?

Оно не плохое — оно неправильно представлено в ретейле. Когда производитель приходит в торговые сети, там говорят: «У нашего покупателя денег нет, а мы хотим на вине зарабатывать, причем с наценкой от 40% до 100%. При этом на полке мы хотим видеть вино за 170 рублей. Так что сделайте нам вино себестоимостью 80 рублей».

Так и получается, что некоторые производители везут из-за границы копеечный виноматериал, разливают его в бутылки и продают. Бывает, мешают воду со спиртом, и за этими дельцами потом Федеральная служба по регулированию алкогольного рынка бегает по всей стране.

Это ретейл позволяет винам низкого качества попадать в продажу. И конечно, у потребителя возникают вопросы: «Почему российское вино такого качества, хуже любого чилийского или французского?» Да потому что в ретейле не думают о покупателе: они думают, как на этом вине больше заработать — и всё.

Из чего складывается цена бутылки российского вина в магазинах?

Можно делать простое вино: собрал виноград, дал ему забродить, подготовил его к розливу, провел все фильтрации, очистки, микробиологию, разлил в бутылки — и пожалуйста, продавай. Оно будет стоить в супермаркете примерно 180–210 рублей. И это будет хорошее, добротное вино — при условии, что у производителя есть собственные виноградники и заводы, производство полностью автоматизировано и развита логистика.

Другой случай: красное вино после брожения закладывают в бочку и выдерживают там целый год. Весь этот год производитель тратит деньги. Зарплата сотрудникам, накладные расходы по коммуналке и обслуживанию, налоги — всё это ложится в себестоимость бутылки и может увеличить ее цену до 50%. Через год на полке магазина это вино будут продавать по 300 рублей.

Это если нет дистрибьютора. Когда между производителем и магазином появляется дистрибьютор, он хочет себе взять минимум 50%. С этой наценки 15% уходят на логистические расходы, еще 15% — в маркетинговый бюджет, а остальное — зарплаты и прибыль. Поэтому если работать через дистрибьютора, то вино, которое могло бы продаваться в розницу за 180 рублей, на полке магазина мы видим по 250 рублей. А выдержанное бочковое вино стоит уже не 300 рублей, а 400.

Если на винограднике используют ручной труд, цена вырастет еще.

Мы в ЮВК используем и автоматику, и выделяем участки, на которых идет ручной сбор урожая. При таком подходе мы получаем вино совершенно другого качества, это следующий уровень виноделия. В ход идет только хорошая ягода, и бочку вина из нее можно выдерживать уже не 12 месяцев, а вдвое больше. Бутылка такого вина в магазине стоит 500–600 рублей.

Но в магазинах не бывает нормального российского вина за 200 рублей. Только за 500.

Сейчас на полках как раз много вина от производств, которые работают в ручном формате. Но если у предприятия поля площадью 2 000 га, то и цена напитка меньше. «Фанагория», «Кубань-Вино» — пожалуйста, у них есть дешевые достойные вина. Потому что имеются нужные мощности и, следовательно, вина эконом-формата.

К тому же, далеко не весь ассортимент одного производителя есть в супермаркете. В нашем фирменном магазине можно купить вино и за 150 рублей, и за 500. В этом-то и проблема: в сетевом магазине нельзя выставить весь свой ассортимент. Ретейл говорит: «У нас же полки не резиновые, будем брать, что нам экономически выгодно». В категории «Вино» у ЮВК 100 товарных позиций. А в X5 Retail Group («Перекресток», «Пятерочка», «Карусель») отдают 100 товарных позиций на вообще всё вино, которым торгуют. Ну и куда я со своими 100 позициями приду?

Хорошее столовое вино в Европе продают за €1–3 и в супермаркетах, не только в фирменных магазинах. У нас ситуация изменится, как думаете?

Сравните количество виноградников в Испании и в России. Всё взаимосвязано: чем плотнее конкуренция и выше спрос — тем дешевле качественное вино. Продажи растут вместе с ростом потребления: сокращаются издержки, обновляется производство.

Вино будет стоить и €2, и €1, и меньше, когда вы будете приезжать на Тамань, а виноградники будут высажены везде, даже у трапа самолета. И если не поднимут акцизы. Сейчас производители занимаются в основном строительством и отладкой.

По данным исследования РБК «Анализ рынка вин в России в 2012–2016 годах, прогноз на 2017–2021 годы»

Но мы идем к этому, особенно преуспевает Краснодарский край. На Тамани уже ряд к ряду стоят виноградники, всё окультурено, работают предприятия. Когда мы в 2003 году построили производство, были там лучшими. А сейчас некоторые соседи такие запустили заводы, что нам надо подтягиваться. Делают шато с планировочным решением, озеленением, погребами, гостиницами, ресторанами, спа-процедурами. Приезжаешь, пьешь шампанское, смотришь на закат в море — а тебе делают массаж. Красота.

«Молодая лоза — это отлично»

Как на отечественное виноделие повлиял период СССР, в частности сухой закон Михаила Горбачева, когда вырубили все виноградники?

Больше всего тогда пострадал Крым, но вырубили на самом деле не всё. По крайней мере, на Таманском полуострове осталось примерно 75% виноградников. Целые семьи жили и зарабатывали благодаря этим виноградникам, они-то и не дали всё вырубить. И это пошло нам в плюс, потому что когда мы покупали совхоз «Победа» в станице Вышестеблиевская Краснодарского края на Таманском полуострове, там уже были свои поля. Они оказались не в самом лучшем состоянии, но этого хватило для старта в конце 1999 года. Тогда мы попали в зарождающийся тренд российского виноделия и создали «Южную винную компанию».

То есть современное российское виноделие зародилось после кризиса 1998 года?

Да, когда закончился кризис и появились инвесторы. На Тамани «Южная винная компания» стала генератором, после нас соседи начали модернизировать производства, увеличивать количество полей, сажать другие сорта. Если раньше там росли красные каберне, саперави и мерло, а из белых только шардоне, совиньон-блан и пино-блан, то в начале нулевых появились шираз, каберне-фран и другие европейские сорта, а также автохтонные, которых в Советском Союзе вообще не было.

А на внешних рынках это вино продается?

Да. Хорошее российское вино может подвинуть по качеству Новый Свет и даже соперничать с испанскими винами. Это пока еще не массовое производство, а точечные партии, скажем, по 100 000 бутылок. Но при этом у нас уже 20 крупных винных предприятий, и если каждое сделает по 100 000 — получится два миллиона бутылок. Это уже серьезный объем.

Слышал, что во Франции виноградники гораздо старше наших, поэтому там с вином всё хорошо. А у нас, мол, из-за этого сильно плохо?

Это маркетологи придумали. На самом деле лоза может давать урожай на третий год, и по кондициям именно этот урожай — лучший. Но найти такой урожай очень сложно: его собирают только там, где идет развитие бизнеса.

Предположим, вы купили во Франции виноградник. Вы не будете сносить всю лозу и сажать новую, потому что хотите отбить вложенные деньги и заработать. Тут и возникает красивая песня, которую вы поете каждому гостю, желающему осмотреть ваш виноградник. У одного фермера виноградному кусту 120 лет, у другого — 70 лет, у третьего — корни лозы уходят на 25 метров вниз.

Но ведь дело совсем в другом: надо, чтобы вино было вкусное, чтобы оно было нормальной кислотности, чтобы спирт был и кондиции хорошие. И мы научились такие вина делать.

Почему первый урожай лучший?

«Наша визитная карточка — автохтонные сорта винограда»

Отечественному вину есть смысл становиться как итальянское или французское?

Можно заинтересовать автохтонами — сортами, которые растут только на определенной территории и нигде больше. На международной выставке в Гонконге я три дня презентовал наши вина и убедился, что люди интересуются уникальными сортами из определенной зоны.

Допустим, у нас есть виорика, больше нигде в мире этот сорт не растет. На таких выставках чаще спрашивают: «Что из вашего местного винограда вы привезли?» И дегустируют только это.

Потом я говорю: давайте европейские сорта попробуем. Они пробуют: «Ну да, ничего». Европейский рислинг у нас хороший получился. Но если красными винами мы никого не удивили, то виорикой и амуром — еще как. Нигде нет амура, только в России. Или сорт сибирьковый. Ну какой иностранец придумает такое название — сибирьковый? И это как раз наша изюминка, наша визитная карточка.

Автохтоны — вот что есть смысл продавать.

Получается, российскому вину сейчас проще стать премиальным? Потому что массовому ретейлу оно не может предложить качественный дешевый продукт.

Здесь важно, чтобы в ретейле возникла правильная аттестация вина. Сейчас, кроме руководителя отдела закупок «Вино» Metro Cash & Carry Алексея Соловьева, аттестацией винной полки никто из крупных игроков не занимается. Я не видел, чтобы Соловьев брал вина, сделанные каким-то доморощенным способом за 75 рублей. Там есть аттестационная комиссия, профессиональная экспертная группа.

Остальной ретейл, как мы уже обсудили, больше смотрит на экономику, на маржинальность продукта и не задумываются о каких-то там баллах. Хорошее? Хорошее. Питкое? Питкое. Спиртом не отдает, запах нормальный? Пойдет.