Каких-то полтора века назад балалайку называли плебейским инструментом, а газеты призывали изгнать ее со сцены. Сейчас же она звучит на Олимпийских играх и Евровидении. Рассказываем историю народного инструмента, который обязан своим появлением срамным песням, а выжил благодаря купцу, народной любви и собственной простоте
Балалайка — самостоятельный инструмент, со своим внутреннем миром, говорит современный балалаечник-виртуоз Алексей Архиповский. Он открывал Евровидение 2009 года, играл на Олимпийских играх в Ванкувере, а зарубежные газеты называют его «смесью гитарных богов Стива Вая и Джеффа Бэка».
Пожалуй, именно балалайка — самый узнаваемый русский народный инструмент. Интересно, что такой имидж он получил лишь в конце XIX века, сначала пережив небывалую популярность, затем повсеместное презрение — и возвращение всеобщей любви.
Скоморохи, золотой век и плебейское бренчание
Некоторые утверждают, что балалайку у русских купцов видел еще арабский путешественник Ахмад ибн Фадлан, отправившийся в Волжскую Булгарию, однако эта версия вызывает много вопросов. Во-первых, ученые склоняются к тому, что Ахмад ибн Фадлан описывал нравы варягов, а не славян. Во-вторых, после его записок Х века балалайку не упоминали вплоть до XVII–XVIII веков. В-третьих, само описание настолько расплывчато, что это могла быть лютня, домра или любой другой музыкальный инструмент со струнами.
Гораздо реалистичнее выглядит предположение, что балалайка — упрощенная домра. На них играли профессиональные скоморохи, пока их выступления не запретили — певцы надирались в кабаках и злоупотребляли «срамными песнопениями», чем выводили из себя церковных деятелей. В конце XVII века скоморохов повелели «бить батогами», после чего горе-артисты исчезли с улиц царской Руси. А сложные домры, на которых они играли, упростили обычные люди: нужна же была музыка, чтобы петь и плясать.
Следующие 150 лет — золотой век балалайки. Трехструнный инструмент стал массовым, на нем играли в деревнях и городах. Были песни для свадьбы, для веселья, даже для драки наигрывались определенные мотивы. Частушки исполняли исключительно под балалайку, именно поэтому у них такой несложный мотив — чтобы любой смог подыграть.
К середине ХIX века балалайку стали воспринимать как нечто плебейское, примитивное и неинтересное. Считалось, что на ней можно бренчать — но не играть. Инструмент проигрывал роялям, арфам и другим инструментам качеством звучания — его не включали в состав оркестров. Разжаловали балалайку и в народе: чтобы овладеть ею хорошо, человек должен был тратить много времени — в ущерб пахоте и сбору урожая. Крестьяне позволить себе такого не могли.
В конце ХIX века складывалась иная ситуация. В газетах балалаечников открыто называли «музыкальными клоунами», призывая их изжить со сцены и «не потакать испорченному вкусу народа». Однако, если верить свидетельствам, люди на эти сообщения не реагировали и охотно раскупали билеты на редкие выступления. Вероятно, несмотря на снобизм журналистов, большинство людей любило народные мотивы — и не отказывало себе в возможности их послушать.
Балалайка и концертное звучание
«Народу надо дать доступную музыку, музыку национальную, и балалайка, домра, гусли — именно такие исторические национальные инструменты» — с этими словами купца Василия Андреева связывают коренной перелом в отношении к русским народным инструментам. Однако не все они подходили для концертных выступлений: искусство изготовления одних инструментов успели забыть, другие не были приспособлены для сцены. Тогда домру возродили, а балалайку серьезно переделали: компактный размер с укороченным грифом и металлическими ладами появился именно в то время. Народный инструмент зазвучал по-новому и был готов покорять эстетствующую публику.
За следующие четверть века Василий Андреев сделал народный инструмент всемирно известным. В 1888 году его ансамбль балалаечников с ошеломительным успехом отыграл в Санкт-Петербурге, а год спустя — на Всемирной выставке в Париже. Толстой и Шаляпин раздавали комплименты балалаечным виртуозам, а сам купец давал уроки игры императорской семье и лично Николаю II. Так балалайка стала русским народным инструментом, любимым на родине и известным по всему миру.
В советское время балалайка вошла в академическую среду: появилась учебно-методическая литература, а в учебных заведениях открывали кафедры народных инструментов, например в педагогическом институте имени Гнесиных.
Балалайка пользовалась популярностью и в народе. В Псковской области во время фольклорных экспедиций 1980-х годов выяснили, что в советское время балалайка была почти в каждой семье. «А мáльцы — так кáжный в балалайку играл, кáжный-кáжный мáлец! Балалáйщик свой был — была надéлаить балалаек им», — рассказывали старожилы. Играли мужчины и женщины, по большей части самоучки, подглядывавшие друг за другом.
В ХХI веке балалайка по-прежнему не забыта. Уроки игры можно получить в Москве, Санкт-Петербурге и других городах. В частности, послушать инструмент можно на выступлениях Государственного академического русского оркестра, который носит имя того самого Василия Андреева.
А самый популярный балалаечник нашего времени — Алексей Архиповский. Его слова мы цитировали в начале статьи. Алексей совершил мини-революцию: если до него балалаечники на концертах приставляли к инструменту микрофон, то Архиповский установил на каждую струну датчик и впервые совместил живой звук народного инструмента с электричеством.
Для Алексея балалайка словно живая. «У меня один инструмент очень заболел после Мадагаскара, где 90% влажности. И вот я его достал, надо было играть, на площадке, на улице — он прямо весь плакал и вздулся», — рассказывал в интервью виртуоз.
«Квас делать обще всем, чтоб было хорошей и кислой» — именно так повелел генерал-майор Григорий Чернышев в специальном предписании в 1717 году. Здесь рассказываем, как госпитальным квасом — давно забытым напитком — лечили раненых на Руси.
